Джонни Депп, неофициальный сайт/Johnny Depp unofficial russian site.

Ник Тошес, "Хантер в лице Джонни Деппа", Vanity Fair, ноябрь 2011

Кроме бесконечных "Пиратов Карибского моря" у Джонни Деппа есть гораздо более личный проект – такой, как выходящий этой осенью "Ромовый дневник", адаптация романа Хантера С.Топмсона, найденного самим Деппом. Ник Тошес, старый друг 48-летнего актёра, встретил его в Лондоне – неиспорченного славой, готового к игре, выпивке и размышлению о тайнах своей жизни – но не фотографированию.

Это настолько же "Ромовый дневник" Джонни Деппа, насколько и позднего Хантера С. Томпсона. За одним исключением: "Ромовый дневник", единственный опубликованный роман Хантера, скорее всего никогда бы не увидел свет, если бы Джонни не нашел его в подвале писателя 15 лет назад, когда жил у него, готовясь к тому, чтобы совместно с режиссером Терри Гиллиамом превратить "Страх и отвращение в Лас Вегасе" в фильм . Хантер и сам забыл уже о "Ромовом дневнике", который начал писать в 1959 году, в возрасте 22-х лет, когда у него не было возможности опубликовать его. Джонни нашел роман, копаясь в старых ящиках Хантера с работами и записками.

"Эти чудные ящики", - рассказывает Джонни. "Я достал его. И такой: Что это? А Хантер в ответ: "О, черт. Ромовый дневник." Он был спрятан. Хантер не знал, что он был там." Вскоре после того, как Джонни нашел книгу, она наконец-то была напечатана в 1998 году – год выхода фильма "Страх и ненависть в Лас Вегасе".

Спустя 13 лет появляется новая адаптация, эта версия настолько же принадлежит Джонни, насколько и Хантеру. Она расширяет и способствует завершению романа, придает ему зрелость, которой не мог обладать голос молодого честолюбивого писателя. Это "Ромовый дневник", который Хантер, возможно, написал бы в свое лучшее время.

Я знал, что Джонни, который был очень близок Хантеру и обожал его творчество, может сказать о фильме много проясняющего, и мне хотелось это услышать. Помимо того, я хотел провести с ним время, так как мы не виделись много лет. Правда, выяснилось, что сделать это не так просто, как мне казалось. Несколько лет назад, для того, чтобы организовать свидание мечты (замаскированное под интервью) с Шарлоттой Рэмплинг, к которой я испытывал страсть еще с просмотра "Ночного портье", но которую никогда не встречал, мне потребовался всего лишь телефонный звонок, и несколько минут для того, чтобы обо всем договориться. Но организация встречи с Джонни, которого я знаю сотни лет и чей сын, Джек, является моим крестником, заняло больше недели беготни.

Видите ли, Джонни много работает. У него изнурительный график (да, так и есть: изнурительный график. Это же журналистика, не так ли? Не удивлюсь выражению шока или недоумения, или медленной задумчивости перед ответом, словно ум слегка накренился и помахал ручкой из-за угла. Но я не поступлю так. Не с вами. Это не "Откровение" Иоанна Богослова.) Я хочу обсудить с ним этот график, подозревая, что он стал, выражаясь лепетом Нью Эйдж, "работоголиком".

Для начала я хочу спросить его о том, о чем спрашивать вовсе не планировал. Мы оба в Лондоне, где он продолжает сниматься в еще одном фильме: "Мрачные Тени" режиссера Тима Бертона. Наш план на сегодня был таков: где-то к середине дня у него должна была быть фотосессия для этой статьи, затем интервью, чтобы мы смогли спокойно пить и играть ночь напролет, невзирая на то, что рано утром ему нужно быть на съемочной площадке "Мрачных теней". Как выяснилось, он решил отложить фотосессию на другой день. Но решение этой проблемы заняло у него четыре часа. В результате я завис на эти четыре часа в номере, милом, кстати, гостиницы Brown’s Hotel, в ожидании звонка, и уже в какой-то степени взбешен. Но, когда машина наконец въезжает в ворота, чтобы остановиться возле поместья из красного кирпича в Мейфере, которое занимает Джонни на время работы в Лондоне, я уже не чувствую ни грамма того раздражения. Я полностью в предвкушении встречи с Джонни.

Я сутулюсь в большом, глубоком, удобном кресле в большой шикарной комнате, которая вызывает ассоциации с королевским арабским меджлисом или с роскошной, гостеприимной комнатой отдыха. Владельцем усадьбы и в самом деле был сказочно богатый арабский управленец. Доминирует в ней картина Бэнкси "Нравятся ли вам ваши яйца?" в изысканной позолоченной раме, прямо напротив места, где я сижу. На картине изображена женщина в черном мусульманском одеянии, в парандже и дешевом кухонном передничке, с кухонной лопаткой в одной руке и со сковородой с яйцом в другой, глаза практически не видны, брови слегка изогнуты, таинственно, с вызовом. В мае этого года, после переговоров с художником и его представителями, Джонни приобрел эту картину. Это самая причудливая и чарующая картина из всех, виденных мною.

И входит Джонни. Широко улыбаясь, он садится рядом со мной, закуривает, и появляется вино Chateau L’Evangile 2002. Старый добрый Джонни. Тот самый Джонни Депп, который давным-давно работал на заправке в Мирамаре, Флорида, был переведен владельцем с более легкой работы заправщика на более сложную в гараже, и который двинулся на запад с участниками своей группы, the Kids. В Лос-Анджелесе он продолжил заниматься музыкой, что делает и по сей день, став потрясающим гитаристом, но сводил концы с концами, посещая многочисленные городские группы сайентологов, которые платили своим последователям, даже неверующим, таким как Джонни, по три доллара за присутствие. ("Я посещал эти сборища. Было здорово, потрясающе".) Когда ему исполнилось 20, он очутился в кино, и теперь, когда ему 48, его считают самой крупной кинозвездой нашего времени. И он по-прежнему все тот же старый добрый Джонни, меняется обстановка, но не личность. Мне никогда не составляло труда представить, что он все еще заливает бензин, с сигаретой, свисающей с губ. И я никогда не прекращал изумляться его глубокой любви к чтению, его интеллекту, знаниям и интересам: от Бодлера до Беккета и Берроуза, от прозрений чань-буддизма, которые начинаются там, где "The Transmission of the Lamp" переходит в исследование природы вещей, где Лукреций оставляет тонкое понимание, как вина так и "Маунтин дью" — диапазон и глубина крайне редкая среди актеров, большинство из которых ведут бездуховную жизнь, и чья человечность – это ничто иное, как притворство, плохо сыгранная роль.

Но вопрос остается открытым: как человек, чье изображение появляется на обложке каждого журнала по всему миру, может настолько враждебно относиться к тому, что его фотографируют?

Выяснилось, что "враждебно" - еще мягко сказано.

"Ну, просто ощущаешь себя так, как будто тебя насилуют, в каком-то смысле". Сильные слова для добродушного, приземленного и не склонного к драматизации в повседневной жизни человека. "Изнасилованным. Весь процесс в целом. Очень странное ощущение, друг. Странное. Когда ты встречаешь людей, и они тебя спрашивают: "Можно с вами сфотографироваться?" - это прекрасно. Все отлично. Это не проблема. Но как только приходится участвовать в фотосессии или в чем-то подобном, это как если бы - просто чувствуешь себя беспомощно. Это так глупо."

Он говорит, что эта антипатия не нова. Он всегда ненавидел фотографироваться. Даже четверть века назад, а может и больше, возвращаясь во времена "Кошмара на улице Вязов", когда ему необходимо было получить известность, насколько это было возможно, фотосессии наводили на него ужас.

Я настаиваю на термине "работоголик". Где-то пять-шесть лет назад, в одном из парижских ресторанов, La Closerie des Lilas, я поинтересовался у него, почему он продолжает работать, почему он не махнет на все это рукой и не начнет просто жить. Тогда он ответил, что, возможно, через пять лет его не захотят видеть.

Он был богат и знаменит уже дюжину лет назад, когда я встретил его впервые. Несколько лет спустя, ранней весной 2002-го, в одной из пиццерий Лондона, он извлек сценарий из своей сумки, попросил меня открыть в любом месте, просмотреть и сказать свое мнение. Если ты хочешь делать это, ответил я, сделай. Это был сценарий "Пиратов Карибского моря". Собственно, к тому времени, как я задал ему тот же вопрос в парижском ресторане, он был очень, очень богат и очень, очень известен. И наконец, те самые пять лет, после которых его не захотят видеть так же прошли, и теперь он очень, очень, очень богат и очень, очень, очень известен. Какое теперь оправдание он сможет придумать сейчас, чтобы работать так же усердно?

"В общем-то, если мне будут платить дурацкие деньги, то я не прочь взять их. Я должен. То есть, это не для меня. Понимаешь, о чем я? В смысле, это для моих детей. Это смешно, да-да. Но в конце концов разве это для меня? Нет. Нет. Это ради детей”.

Хотя "работоголизм" - неуклюжий неологизм (и более зловещее японское karoshi, что означает смерть от чрезмерной работы, более новое, но менее неуклюжее слово), невозможно отделаться от ощущения, что Джонни, определенно, работает слишком много. По крайней мере для меня, который не хочет делать больше ничего, кроме того, как мирно и безмятежно проводить свои дни в гамаке в тени больших старых деревьев.

И всё-таки я настаиваю. Я знаю его, как традиционного семьянина, в наилучшем, самом правдивом смысле этого слова: Ванесса Паради, его лучшая половина-француженка, их двое детей, 12-ти летняя Лили-Роуз и 9-ти летний Джек — центр его мира. Но -

"Ну хватит, это и для тебя тоже"

"Не совсем, так как я работаю – постоянно фигачу, как – я бьюсь о хренов, понимаешь – каждый день, как чёртов…» Он выдыхает, затягивается, отпивает и начинает заново. "Есть часть меня, которой нужна такого рода стимуляция ума. Мне необходима чертова стимуляция."

А как насчет всего этого голливудского бреда, идущего рядом? Привык к лести?

"Что есть, то есть."

Всё это сводится к неопровержимому.

"Я счастлив," - продолжает он. "Счастлив. Всё отлично."

Вино быстро заканчивается.

"Да,"- улыбается Джонни, - "Нам надо пойти поиграть."

"Но я хотел тебя спросить - "

"Слушай, брат, я чертовски рад тебя видеть."

"Какой вопрос достал тебя больше всего?"

"Никакой."

"Совсем?"

"Совсем. Правда. Никакой."

"Есть что-нибудь, о чем бы ты хотел, чтобы тебя спросили?"

"Нет." Мы начинаем смеяться. "Нет."

Я тоже хочу поиграть. У меня есть синяя членская карта клуба Ритц и теплые воспоминания о нашей последней встрече долгой ночью за столами блэкджека и в баре; ночью, когда официантка спросила игрока неизвестной этнической принадлежности за нашим столом, что он будет пить, и он ответил: "Фасолевый суп", а Джонни и я, посмотрев друг на друга, не смогли сдержать смеха; в ту ночь мы сорвали куш. Но я хочу поговорить и о "Ромовом дневнике".

Те, кто смогут воскресить в памяти несколько дюймов текста, возможно, помнят мое высказывание относительно того, что "Ромовый дневник", в том виде, в котором вышел на экраны, настолько же Джоннин, насколько и Хантера, и то, что это скорее доработка, совершенствование, нежели точное воспроизведение романа. Время и обстановка были немного изменены. Действие романа происходит в Сан Хуане, Пуэрто Рико, в 1958-м, действие фильма — в Сан Хуане 1960-го. Год изменили для того, чтобы можно было использовать телевизионные кадры с Ричардом Никсоном в качестве кандидата в президенты и музыку, которой не существовало в 1958-м. К тому же, в 1960-м для простых граждан было гораздо проще достать глазные капли ЛСД, предназначенные для военных, как это и делают герои фильма.

Три основных единомышленника фильма — Пол Кемп (Джонни), Сала (Майкл Рисполи) и Моберг (Джованни Рибизи), сотрудники мелкой англоязычной Сан-Хуанской газеты — консолидация свойств этих и других героев романа. Хотя сущность истории остается верной книге — в душе Хантер был моралистом в традициях Томаса Пейна, и это, по сути своей, история безнадежного добра против уважаемого зла, как и история писателя, который находит и истинного себя, и свой собственный голос - сюжет фильма скорее вдохновлен романом, нежели основан на нем. Несколько наиболее впечатляющих и оригинальных сцен невозможно найти в романе, они даже не предполагались в нем, при этом более мелкие элементы романа в фильме приобретают большую значимость.

Брюс Робинсон, британский сценарист и режиссер картины, рассказал мне, что "во всем сценарии только три фразы принадлежат Хантеру." ("Have some fun with a fucking Luger" - одна из них.) Но в то же время он настаивает: "Я бы сказал, что фильм получился честным по отношению к нему в плане языка повествования."

Джонни говорил о создании фильма больше 10 лет, и его намерение сделать его никогда не колебалось.

"Он ждал так долго," - говорит он. "И да, я снял этот фильм до того, как он был снят."

В 2005-м Робинсон, который в основном известен, как сценарист "Полей смерти" и режиссер-сценарист "Уитнэйл и Я", ждал у моря погоды, проводя время без дела и не сняв ни одного фильма с 1999 года, когда Джонни, с давних пор влюбленный в "Уитнэйл и Я", прислал ему копию романа Хантера и спросил, не хочет ли тот "довести его до сценария".

Джонни знал, что Хантер тоже восхищался "Уитнэйл и Я". И, как сказал Джонни, "я вытащил засранца из отставки.”

Отвечая со своей фермы в 4 часах езды на запад от Лондона, Робинсон поделился со мной, что у него "были огромные проблемы с тем, чтобы взять под контроль "Ромовый дневник". Он прочел книгу дважды, затем отбросил ее. Основная проблема заключалась в том, что Хантер разделил себя на два персонажа, Кемпа и другого, по имени Йемон, но дух Хантера должен был воплотиться только в персонаже Кемпа.

Джонни согласился. "Брюс продумал все потрясающе, удивительно. Хантера передают Кемп и Йемон. С Кемпом невозможно проследить за обоими. Поэтому Брюс просто пошел дальше - Джонни пантомимой отбрасывает воображаемую книгу — что было в стиле Хантера, понимаешь?".

"Я писал в полной изоляции", - рассказывает Робиннсон о сценарии, окончательный вариант которого был закончен в феврале 2009-го. "К счастью, Джонни он понравился."

Робинсон осознавал, что написанный им образ Кемпа был тонким, сложным и многослойным. Джонни уже играл Хантера и раньше, для Гиллиама. Но это был другой Хантер.

"Слушай", сказал Джонни Робинсону, когда съемки должны были уже начаться, - "Просто доверься мне."

Что касается подхода к процессу съемки, то Робинсон твердо уверен в том, что актерская игра и сама история должны доминировать над любой операторской работой, какой бы высокохудожественной она ни была. Это его любимый режиссерский метод.

"Я не хочу, чтобы камера была участником. Я хочу, чтобы она была наблюдателем."

По словам Джонни, самой сложной частью съемочного процесса было "ежедневно осуществлять надзор над сюжетом, решать, что Хантер хотел бы, а что нет, вроде, "Хорошо, вот сцена. Замечательно. Вот сцена, но мы должны её проверить". Те вещи, которые работают в книге, не работают в фильме, Джонни знал это. "И Хантер понимал это. Он понимал это. Понимал."

Что касается меня, то мне кажется, что Хантер получил бы гораздо большее удовольствие от фильма, чем от романа, который он спрятал и забыл.

Я говорю Джонни, что, на мой взгляд, это фильм на все времена, подобно великим старым картинам — в самом хорошем смысле. Век большинства сегодняшних фильмов короток, они быстро теряют актуальность и забываются, рассчитанные, в основном, только на спецэффекты, которые сменяют друг друга, как многочисленные телефонные звонки со всевозможных мобильных устройств, также быстро выходящие из моды. Но вот фильм, который выживет и долгие годы будет оставаться таким же исключительно тонким и приятным, как сегодня.

Джонни не обмолвился об этом, пока я не высказался, но согласился, что у него схожие чувства: "Это своего рода "Касабланка", не так ли?"

В книге Хантера упоминаются петушиные бои, но в сюжете картины они занимают более важное место. В наше время, время психов, помешанных на правах животных и сторонников политкорректности, это потрясающе бодрит и выглядит гораздо более дерзким, чем любовные сцены, составляющие преимущество других фильмов.

Сцены петушиных боев были, конечно же, отсняты в соответствии с правилами American Humane Association, но выглядели они реалистично.

"Они связывали петухов хирургической мононитью", - поясняет Джонни.

"О, это не давало им двигаться по всей территории и сталкиваться друг с другом, чтобы убить?"

"Да, мы отдергивали их обратно. Отдёргивали. Думаю, это глупо."

(Сестра Джонни Кристи, которая управляет их продюсерской компанией Infinitum Hihil, оказалась более чувствительной, когда дело дошло до петухов, которые сейчас беззаботно живут в ее усадьбе за пределами Лос Анджелеса. "Все хорошо", - отчиталась Кристи.)

Еще сложнее, чем сцены петушиных боев, было снять эпизод с ЛСД, обезоруживающе реалистичный настолько, будто происходит на петушиной арене. В фильме не используются спецэффекты, за исключением сцены галлюцинации, которая включает в себя язык одного из героев. Только благодаря репликам и актерской игре эта сцена стала самой лучшей, самой правдоподобной ЛСД-сценой из всех, что я когда-либо видел. Эпизод содержит, на мой взгляд, жизненно важные для фильма слова: откровение лобстера из грязного бака Кемпу - во мраке ночи, на грязном причале. "Человек – единственное существо на земле, которое нуждается в Боге, но ведет себя так словно Его нет".

В оригинальном сценарии встреча с таинственным лобстером приводит к строкам из "Поэмы о старом моряке" Кольриджа: "Как пахнет гнилью - о, Христос! - Как пахнет от волны, / И твари слизкие ползут / Из вязкой глубины".

Но от алкоголя, самой низкой вещи, рождается и великое.

Робинсон вспоминает, что слова откровения лобстера "пришли ко мне 5 лет назад и, будучи навеселе, я написал их в одной из записных книжек Джонни в его самолете, не думая, что использую их в фильме. Затем, когда я дошел до сцены с кислотой, эти строки показались подходящими, я включил их в сценарий и дал их лобстеру. Мне пришла в голову идея о наглом омаре, которого я видел в рекламе 1940-х, в подобном аквариуме с машиной для ловли, "гривенник за попытку". Так появился религиозный лобстер."

Откровение лобстера было великой фразой. Что делает Джонни, если встречает неудачный текст в сценарии?

"Меняю его. Я просто говорю: знаете что? Это неправильно. Неправильно. Я меняю его. Меняю. Переписываю."

Годами ранее Джонни снял своего друга Марлона Брандо в фильме с названием "Храбрец". Он говорил о монтаже и перемонтаже, но фильм так и не вышел в Соединенных Штатах. Я спрашиваю его об этом. Как он относится к этой картине сегодня?

"Я горжусь. Понимаешь?"

Теперь, когда его продюсерская компания приобретает все большее влияние в киноиндустрии, выпустит он фильм, наконец?

"Нет, нет, нет. Сама идея того, чтобы выпустить его – нет, нет. Мне кажется, что он, в смысле, он для немногих, понимаешь? Это все равно что сказать: "Вот мой средний палец, и все, что я пытаюсь этим сказать, понимаешь, – я люблю тебя". Все очень сложно."

Так как съёмки фильма Тима Бёртона вот-вот закончатся, я спрашиваю его, что будет дальше.

"Одинокий рейнджер и Тонто". В этом фильме, если он будет снят – в августе Дисней заартачился из-за его бюджета – Джонни будет играть Тонто. (По плану, Арми Хаммер должен сыграть Рейнджера).

Джонни также думает о ремейке "Тонкого человека", который он хочет сделать уже достаточно долгое время. Джонни занял бы место Уильяма Пауэлла в роли Ника Чарльза. Я спрашиваю его: "Ты думаешь, что смог бы быть Уильямом Пауэллом? В смысле, этот парень был чертовски неповторимым. Единственным."

"Я смог бы. Мне кажется."

"Возможно, смог бы, ты прекрасно чувствуешь грань между тем, что смешно и тем, что серьезно."

"В этом вся суть. Уильям Пауэлл в этом феерически прекрасен."

Джонни тоже. Как позже заметил Брюс Робинсон, в головах людей Джонни ассоциируется с невероятно успешными звездными хитами, которые он делал в течение последних нескольких лет, и это отодвинуло на второй план всю широту и многообразие возможностей и способностей, которыми он обладает. Именно такой фильм, как "Ромовый дневник" напоминает нам об этом многообразии и этих способностях. Но все же, Уильям Пауэлл…?

"Трудно будет устоять против него на ринге", - отметил я.

"В этом все дело", говорит Джонни. "Нельзя побить его. Только объять. Постичь засранца. Впитать его."

Разговор об Уильяме Пауэлле приводит к разговору о Ките Ричардсе, который играл отца Джонни в последних двух частях "Пиратов Карибского моря". Кит дружит с Джонни уже несколько лет. Я спрашиваю Джонни, перенял ли он за эти годы манеры Кита и его образ.

"Высосал его досуха", - говорит он без колебаний.

Когда я упомянул, что несколько лет назад Кит, которого я знаю, и который явно не из любителей мюзиклов, нахваливал Джонни за пение в фильме "Суини Тодд, демон-парикмахер с Флит-стрит" и рекомендовал мне посмотреть его, было заметно, что Джонни приятно.

"Кит всегда говорит о тебе только самое прекрасное ", - говорю я, - "но, когда упомянул "Суинни Тодда", заявил: "О, и услышать, как Джонни поет."

"Он никогда не говорил мне такого," - сказал Джонни с улыбкой глубокого удовлетворения.

Именно во время съемок "Суинни Тодда" с Тимом Бертоном был задуман фильм, который они с Бертоном сейчас заканчивают. "Мы работали над "Суинни Тоддом", и я сказал ему: "Мужик, мы должны сделать фильм про вампиров". Он такой: "О, да, да, обязательно". И я продолжил: "Твою мать, "Мрачные Тени". "Да, хорошая идея. Хорошая". А затем, бум."

"Есть ли такой фильм, который ты всегда хотел сделать, но не было возможности?"

"Нет"

"Тонто", - задумался я. "Ник Чарльз", - продолжаю размышлять.

Затем он поднимает свой бокал с вином, смотрит прямо на меня и говорит: "Еще есть "Рукой Данте".

Как я уже упоминал, Джонни долго хотел сделать "Ромовый дневник", снимая его в своей голове долгое, долгое время . Хантер С. Томпсон, в память о ком сделан фильм, не дожил, чтобы увидеть его. Он вышиб себе мозги в возрасте 67 лет, в 2005 году, незадолго до того, как создание фильма сдвинулось с мертвой точки.

Я шутливо упомянул Джонни, без злого умысла, но со скрытым смыслом с моей стороны, что испугался, увидев посвящение Хантеру в конце фильма. Он сразу же понял, о чем я.

Джонни был третьим человеком после моего агента и издателя, который прочел мой роман "Рукой Данте", когда тот был еще был в машинописи. Он позвонил мне — было раннее утро там, где он находился, в своей деревушке во Франции, и поздняя ночь там, где находился я, в Нью-Йорке. "Я читаю ее, " - проговорил он - "И это не книга; она живая". В один прекрасный парижский полдень, почти год спустя, когда книга вот-вот должна была поступить в печать, мы обменялись рукопожатием, дабы заключить сделку о том, что мой роман станет его фильмом. С тех пор прошло много времени, а сделка, заверенная рукопожатием, совсем ничего не значит для адвокатов, руководителей, мошенников и големов Голливуда. И, наконец — по прошествии многих и многих лет — мы заключили сделку на законном основании, договорились со сценаристом и обратились к старому приятелю Джонни Джулиану Шнабелю, чтобы привлечь его в качестве режиссера. Вот почему от нежного посвящения Хантеру в конце "Ромового дневника" становится не по себе.

"Итак, как я понимаю, "Рукой Данте" выйдет через два года, после того, как я помру. Я все просчитал. Я собираюсь на три года переплюнуть Хантера."

"Вот гад," - засмеялся он. "Ты придурок."

"Нет, правда," - смеюсь я. "Всё сходится."

"Может распланируем это сейчас?"

"Нет. Не хочу этого делать, нет."

Ещё вино; сигареты. "Нет, брат," - говорит он, "Скажу тебе: фильм будет снят."

Некоторые из самых сильных работ Джонни остаются в тени крупных проектов, принесших ему славу и состояние. "Мертвец" Джима Джармуша 1995 года – одна из них. (Это также был последний заметный фильм Роберта Митчума. Джонни по-прежнему смеется, рассказывая о привычке Митчума прятать марихуану в мешочек, привязанный между ног, объясняя это так: "Кто полезет ко мне в штаны? Кто возьмет Роберта Митчума за яйца?")

Еще один – "Распутник" Лоуренса Данмора 2004 года, в котором Джонни сыграл распутного поэта 17-го века Джона Уилмота, графа Рочестера.

Это, наверное, была самая сложная его роль; и его игра, и сам фильм были великолепны. Фильм, основанный на пьесе Стивена Джеффриса, который написал и сценарий, свел Джонни и Джона Малковича, который является, пожалуй, одним из немногих актеров, чьи воображение, образованность и умения совпадают с Джонниными, кроме того он играл роль Джонни на сцене, в фильме же он исполняет роль Карла II. Помню, я был потрясен "Распутником". Но фильму было выделен очень ограниченный, наспех организованный прокат. Он вышел и тут сошел с экранов так быстро, что к тому времени, как я советовал людям посмотреть его, он уже исчез, убитый студией Weinstein Company, которая его продюсировала и занималась распространением.

"Ты все еще зол на Харви Вайнштейна за это?"

"Мы пришли к своего рода соглашению."

"У него были причины, по которым этот фильм так плохо распространялся?"

"Да, в общем, он сказал, что просрал его."

"В смысле, он допустил ошибку?"

"Нет. Он сделал выбор – уничтожить фильм. Что было понятно. В смысле, понятно, если посмотреть с его точки зрения." Точки зрения выгоды, я полагаю. "Но да," - продолжает Джонни, "Харви убил великий фильм."

"Распутник" всплыл в сознании рядом с "Ромовым дневником", еще одним потрясающим фильмом в век многомиллионных низкопробных фильмов с кучей прибамбасов, идиотической музыкой и безумием вместо высокого качества и достойного содержания. Новый фильм будет продвигаться в США продюсерской компанией Грэма Кинга FilmDistrict. Но я уверен, что если за фильмом будет стоять собственная компания Джонни, то у него гораздо меньше шансов иметь несчастную судьбу.

"Могу я сделать что-то большее? Скорее всего нет. Я не уверен."

"Ты же не собираешься уничтожить собственный фильм?"

"Не уверен. Понимаешь, что я имею в виду? Я работал как последняя сволочь, но..."

Случиться может все что угодно.

Что ж, посмотрим. Может ли этот Забулдыга Карибского моря привлечь, как того заслуживает, хоть часть того внимания и денег, которые получают подобные "Пиратам Карибского моря"?

Кто знает? Наш разговор дрейфует на буксире вина и ночи.

Когда мы встретились впервые, Джонни, кажется, верил, что он наполовину чероки, наполовину ирландец. Годами позже, благодаря генеалогическому исследованию, в общую картину вмешалась французская кровь. Я помню, как Ванесса Паради заявила мне: "Джонни — француз!". Депп от Дьеппе, чероки с французскими корнями. Французские корни предположительно идут со стороны его матери, Бетти Сью. Это не лишено смысла.

"Кто ты теперь?" - спрашиваю я его. Какое-то время он молчит.

"Ты задумался,"- говорю я.

"Меня это не волнует."

"Ты вообще когда-нибудь причислял себя хоть к кому-нибудь?"

"Мне кажется, в Дьеппе больше смысла."

"У многих американских индейцев были французские имена. И это то, кем ты хотел бы быть?"

"Индейцем?" - предлагает он. Делает еще один глоток хорошего красного вина. "Если они примут меня."

"Как твои родственники" - помимо Кристи, есть брат и еще одна сестра - "относятся к тому, что ты никогда не выглядишь на свой возраст?"

"Вполне нормально."

Уже поздно. Не так уж много времени осталось до того, как Джонни должен быть на съемочной площадке. Даже я начинаю клевать носом. Но клуб Ритц, блэкджек и вино зовут нас. Джонни поднимается, идет умыться холодной водой и принести галстук. Я закуриваю, сижу со своим бокалом, и закрываю глаза. Со временем до меня доходит, что Джонни нет уже довольно долго. Я поднимаю себя с дивана и окликаю его. Тишина. Иду его искать.

Он спит мертвым сном в туалете, идеальный пример расплаты за усталость. Я не хочу его будить. Я просто стою, изумляясь. У него есть красивое поместье и уединенные земли во Франции. У него есть недвижимость в Лос-Анджелесе. У него есть собственный идиллический остров. Но есть ли у него гамак?

Английский текст

Фотогалерея Terry Richardson for Vanity Fair, 2011 год

Перевод: Di luna, Анна